— Петр Феликсович, как вы можете прокомментировать ситуацию, которая складывается сейчас с деревянным строительством: в городах русского севера люди, которые занимаются бизнесом, покупают эти дома и стараются избавиться от ветхих памятников; часто не понимают значимость памятников деревянной архитектуры, которые составляют ансамбль этих городов. Как вы считаете, в чем корень проблемы?
— Проблема, прежде всего, — в низком культурном уровне нашего населения. Начиная от властей предержащих и кончая простыми людьми. Откуда взяться этому культурному уровню, если у нас в современной системе образования этому уделяется слишком мало внимания, или вообще почти не уделяется? Я думаю, что основная причина в этом.
— Как вы считаете, если брать пример зарубежный, где есть жесткое законодательство, где заставляют сохранять исторические фасады деревянных домов, консервировать их, возможно ли это у нас?
— Это замечательные примеры для подражания. Конечно, хорошо бы следовать этим примерам.
— Какова востребованность кадров в деревянном зодчестве? Требуются ли специалисты, есть ли их недостаток?
— Это очень сложный вопрос, потому что, с одной стороны, когда дело касается какой-то практической реставрации, то часто возникает проблема недостатка квалифицированных кадров: и архитекторов, и плотников. Но, с другой стороны, существует и противоположная проблема, что обучившиеся мастера не могут найти себя в реставрации, именно потому, что нет заказов. Нет по разным причинам, и одна из причин — это коррупционная составляющая, когда заказы на реставрацию получают не те фирмы, которым следовало бы заниматься реставрацией.
Покрытие лемехом. Фотография: Пётр Карелин
— Да, недавно об этом писали в прессе. Как вы считаете, тем не менее, есть ли преемственность — например, как в Японии, где каждые 25 лет перебирают древние святилища, у нас?
— Собственно, это было у нас на Руси испокон веков. Реставрация не как идея, а просто как способ сохранения произведений деревянного зодчества существует столько же, сколько само деревянное зодчество. То есть испокон веков существовала технология поддержания исправного состояния старинных деревянных построек. Это относится и к храмам, и к жилым домам, их периодически ремонтировали. Известны примеры, когда их полностью перебирали: и методом полной переборки реставрировали, и частичной заменой деталей, без полной переборки. То есть это все традиционное, и это все уходит в седую древность своими корнями.
— Какие школы деревянной архитектуры вы можете выделить — может быть, это Япония, или Финляндия, или другие северные народы?
— Финны, они, в общем-то, не так давно этим занимаются. В основном уже в двадцатом веке серьезно начали заниматься деревянным зодчеством. А так вообще, конечно, школа народная — ну не школа, а просто преемственность мастерства от отца к сыну, она существовала на Руси испокон веков, и большинство мужского населения (сельского, по крайней мере) владело плотницким делом.
— А как вы думаете, есть ли что-то общее в подходе к дереву, как к изобразительному материалу, предположим, между русским зодчеством, и японским (например)?
— Я, к сожалению, плохо знаком с японским деревянным зодчеством, но я думаю, что общее — это, прежде всего, использование дерева не только как строительного материала, но именно как материала искусства. Это роднит все традиции деревянной архитектуры всех народов.
— Кензо Танге брал в своих произведениях за основу некоторые принципы из традиционной японской архитектуры — в основном, из традиционной японской деревянной архитектуры. Как вы считаете, возможен ли подобный процесс поиска национального лица современной русской архитектуры через русскую деревянную архитектуру?
— Да, разумеется.
— Есть ли современные архитекторы, идущие этим путем?
— Честно говоря, мало примеров, очень мало, к сожалению. У нас это общее место, что русские образованные люди мало знают свою национальную культуру. И даже мало пытаются ее узнавать.
Поток. Фотография: Пётр Карелин
— Стоит ли людям, которые хотят заниматься проектированием деревянных домов, храмов, сначала почувствовать дерево руками?
— Обязательно, я считаю, нужно. Если мы обратимся к опыту архитекторов прошлого, тот же Баженов, например, считал, что архитектору обязательно нужно побольше бывать на стройке. На строительных лесах ему нужно бывать не меньше, чем в проектной мастерской. И, конечно, архитектор должен знать и материалы, и строительные технологии, в деревянном зодчестве это особенно важно. Особенно в русском традиционном народном деревянном зодчестве, поскольку здесь процесс проектирования, и процесс воплощения проекта вообще неразрывно связаны, и поэтому архитектор должен быть немного плотником. А еще лучше, если он вообще является мастером плотницкого дела. И плотники тоже должны быть немножко архитекторами. Потому что бревно не является унифицированным элементом конструкции как брус или кирпич, а имеет каждое свои индивидуальные особенности. Поэтому выбор конкретного бревна на конкретное место в конструкции, — то, что делает неизбежно плотник, а не архитектор. И обработка этого бревна ручным инструментом. То есть плотник — это, конечно, соработник архитектора. И окончательный вид постройки, — и в целом, и в деталях определяется не только карандашом и расчетом архитектора, а так же глазомером и топором плотника.
И вот, как раз наша мастерская на этом и основана. То есть, я именно начинал как раз с плотницкого дела. Хорошо освоил плотницкое дело, а потом уже постепенно стал архитектором. И, обучая плотников, я даю им некоторые архитектурные знания, а так же мне иногда приходится обучать и архитекторов уже дипломированных, которые закончили архитектурные вузы, но имеют очень слабое понятие о русском народном деревянном зодчестве.
— Вы сотрудничаете с институтами, — с МАрхИ, например? Как вы считаете, стоит ли в программу подготовки студентов-архитекторов включать какие-то элементы ручной работы с деревом?
— Нет, с институтами не сотрудничаем. Я думаю, что это было бы очень хорошо, очень полезно, конечно, включение подобной работы в институтах.
