Путь из Москвы на север. Природа постепенно меняется, становится холоднее. На севере лето заканчивается значительное раньше. Морозный воздух бодрит. Дальше, за Кириллов,— Белозерск на Белом Озере, и дальше — по пути из варяг в греки,— великое Онежское озеро… Чтобы понять Россию, надо непременно побывать на русском севере. Пространство Руси — между севером и югом. Через Киев Русь приняла крещение в Православную веру, которая потянулась на север, в Новгород, связав пространство. Разные племена, жившие на этих территориях, стали единым народом, были связаны единой духовной связью. Пространство определено духовными центрами: Валаам, Соловки, Ферапонтово, Кириллов… Церкви, рассыпанные по русским полям, определяют пространство, собирают, задают движение, организуют, выстраивают жизнь вокруг, напоминают о смыслах, ради которых живет человек. Русский Север — это понятие скорее историко-культурное, чем географическое или административное. В более широких границах Русский Север — это Ленинградская, Псковская, Новгородская, Вологодская, Архангельская области — бывшие территории Псковской вечевой республики, Новгородской республики, с условными границами восточнее реки Волхов и севернее железнодорожной линии Волховстрой — Вологда, включая Тихвин,— т.е., территории, сохраняющие определенное культурное поле, применимое к понятию «Русский Север». Это суровый край, куда уходили подвижники, стараясь приблизиться ко Господу, своим примером ведя людей.

Центр Русского Севера — Великий Новгород — отец городов русских. Отсюда, с русского севера, происходят слова «Русь», «русские». В те времена еще не было ни белорусов, ни малороссов, ни великороссов, это было пространство древней Руси, говорящей на одном языке. Сюда в 862 году был призван скандинавский князь Рюрик с дружиной. Отсюда пошла правящая династия великих князей Рюриковичей, которые, впоследствии, княжили во всех городах Древней Руси более 700 лет, вплоть до 1598 года, когда умер последний из них — бездетный царь Фёдор Иоаннович, сын Ивана Грозного. Русский Север сохранил в себе сокровища русской культуры — нашу деревянную архитектуру, в ее разнообразии — гражданскую и культовую. В XVIII — XIX веках, когда развитие русской культуры, преемственность ее исконных традиций тормозились, на Севере эти традиции сохранялись в своей первозданной чистоте. Перед учеными, устремившимися в XIX веке на Север, предстал народ, свято хранивший не только древний язык, обычаи и обряды, но и многие предания седой старины, давным-давно позабытые в других местах России.

Не случайно знаменитые былины Владимирского цикла, родившиеся в Киевской Руси, были записаны не на Украине и в Киеве, не в Центральной России, а за сотни верст от Киева и Москвы, в глухих заонежских деревнях. Именно тут сохраняются памятники деревянного зодчества XVII, XVI и даже XV веков. Внешние влияния меньше всего коснулись деревянного зодчества, оно сохранило связь с древними традициями вплоть до середины XIX века. Это очень важная связь с нашей историей, ведь столь же древних памятников гражданского деревянного зодчества не сохранилось. В русской деревянной архитектуре выразилось народное чувство пространства. Земля, само пространство тесно связано с жизнью народа, архитектурой и иконописью. Цвета северной природы выражаются в северных иконах: в иконе Богоматерь Умиление «Подкубенская» (XIII в.), находившейся в Воскресенской церкви, стоявшей на берегу Кубенского озера, «нет ощущения границы живописи, кажется, что она продолжается в обе стороны. Что она такая же бескрайняя, как и поля, вбирает в себя все — и пустынные, белые пространства, и заброшенных людей в деревнях у Кубенского озера» (О. Толстикова).

Иду по бескрайним полям Вологодской области, сквозь безлюдные пространства, пронизанные странным северным светом. Природа будто в басменном окладе — будто попадаешь в пространство иконы, и сам воздух меняется. Как иллюстрация древнего песнопения ранней церкви Φῶ ς Ἱλαρ ό ν (Свете тихий).

Еще севернее — на Соловках, вся природа, будто вслед за идущими крестным ходом в молитве монахами, так же загорается этим светом. Все это выражается в северной храмовой архитектуре и иконе. Но последние жители покидают деревни, где жили их предки. Глядя на карту, видишь, как много деревень было тут, на русском севере. От них не осталось ничего, кроме кое-где сохранившихся руин церквей, остатков фундаментов, или дубов у заброшенного пруда. Где-то стоят брошенные деревни, постепенно исчезающие, умирающие, растворяющиеся в лесах, и возникает чувство, будто тут совершается тризна, плач над умирающей русской деревней. Будто сам северный ветер, заметающий пустые поля снегом и срывающий остатки шифера или дранки с крыш домов, старается скорее скрыть их от стыда. Никита Михалков в своем фильме «Чужая земля» задает вопрос: «почему русские покидают свою землю, бросают свои дома, и уходят в города, что с этим делать?»

Михалков предлагает искать ответ в самом русском человеке, в его отречении от своей земли. Дескать, не нужна стала русскому его земля. Но он не дает ответа на вопрос почему это произошло, что надо сделать, чтобы остановить окончательное умирание деревни, повернуть этот процесс вспять. Если мы найдем ответ на этот вопрос, если мы сможем сохранить свое наследие, свою идентичность — тогда, с опорой на нашу историю, на наше наследие, мы сможем развиваться, сохранить свою самобытность.

Рядом с древними церквями деревянного Русского Севера возникает ощущение остановленного времени, живой связи с исторической Русью. Это ощущение выразилось и в фильме «Атлантида Русского Севера» — ощущение остановки, или, скорее, предчувствие начала. «Ночь особенно темна перед рассветом…» Надежда есть, находятся небезразличные люди, которые объединяются ради общей цели — и, если тенденция сохранится, и будет появляться все больше небезразличных людей,— тогда мы сможем удержать самую Россию — ее Русский Север. Чтобы сохранить русский север, надо говорить о том, что происходит, искать решения. И не бояться повторяться, но привлекать как можно больше людей к решению этой задачи.

---

Текст из номера Anastasis про Русский Север.