От переводчика. Война — одна из тем нашего журнала. Во взаимодействии с архитектурой она рождает разные формы. Одним из архитекторов, много работавших на эту тему, был Леббеус Вудс. Его труд «War and Architecture» можно с полной уверенностью назвать знаковым. Статьёй «Архитектура и война: три принципа» («War and Architecture: three principles») мы продолжаем публикацию текстов Вудса на русском языке. Комментарий переводчика к этой серии публикаций вы можете прочитать тут.
Архитектура и война нераздельны. Архитектура — это война. Война — это архитектура. Я воюю со своим временем, историей, со всеми властями, застывшими в неподвижных и пугающих формах. Я один из миллионов тех, кто не вписывается, кто не имеет дома, семьи, доктрины, ничего стабильного и устойчивого, что можно было бы назвать «принадлежащим мне», никакого известного начала или конца, никакой «священной и исконной земли». Я объявляю войну всем иконам и завершенности, всем историям, которые заковывали бы меня в моих собственных заблуждениях, моих собственных жалких страхах. Я знаю только моменты и фрагменты жизненного потока, я знаю только формы, рождающиеся с бесконечной силой и тут же «тающие в воздухе». Я — архитектор, создатель миров, сенсуалист, поклоняющийся плоти, мелодии, силуэту на фоне темнеющего неба. Я не знаю Вашего имени. Вы не знаете моего. Завтра мы вместе начнем создавать город.
— Woods, Lebbeus (2002). War and Architecture. New York: Princeton Architectural Press. p. 1. ISBN 1-56898-011-6.
Примечание для читателей: Я хотел бы извиниться за то, что могло бы показаться вопиющим самопиаром в этой публикации, но совершенно невозможно отделить личное от концептуального, поскольку обе стороны настолько сильно переплетены. Как я писал ранее, идеи, которые я развиваю в этой работе, актуальны и до сих пор, так что я уверен, что необходимо рискнуть и написать продолжение. Я могу только просить читателя быть снисходительным и простить меня.
ЛВ
Эта публикация — продолжение предыдущей статьи.

Передняя обложка «War and Architecture», выпуска альманаха «Pamphlet Architecture», который я взял с собой в Сараево в конце ноября 2993 года, во время атаки на город. Я должен поблагодарить его редактора Клэр Якобсон, и издателя Кевина Липперта, которые потратили массу усилий на то, чтобы я мог взять его с собой в мою поездку в Сараево. Текст на английском и хорватском, благодаря Александре Вагнер, которая сделала перевод на язык, который тогда ещё назывался сербо-хорватским. / The front cover of War and Architecture, an issue in the Pamphlet Architecture series that I took with me to Sarajevo in late November, 1993, when the city was under attack. I must thank Clare Jacobson, its editor, and Kevin Lippert, its publisher, who worked hard to ensure that I would have it on the date of my departure for Sarajevo. The text is in English and Croatian, thanks to Aleksandra Wagner, who made the translation of my text in English to what was then still called Serbo-Croatian.
Я пересматриваю работу, которую делал около 15 лет назад, в связи с совершенно нерадостной причиной. Изначально она задумывалась как реакция на разрушения в Боснийском Сараево, — я, как и многие другие, надеялся, что это будет единичной катастрофой, — однако, напротив, это оказалось лишь началом нового тренда, имеющего корни в глобализации, — распространение региональных, как правило, «повстанческих» войн привело к поэтапному уничтожению городов и убийству их жителей. Всё это так же относится и к мучительной трехлетней атаке на Сараево. (Город Сараево в процессе распада Югославии, сначала был осаждён вооружёнными силами Социалистической Федеративной Республики Югославия, а затем Армией Республики Сербской с 6 апреля 1992 — 29 февраля 1996, читайте подробнее во вступлении к предыдущей статье — прим. пер.)
Перечитывая то, что я написал об этой работе в 1993 году, думаю, что данное там объяснение источника вдохновения для тех проектов, рисунков, чертежей и макетов, и того, чего я надеялся достичь, делая их, не совсем корректно. Не секрет, что меня обвиняли в «эстетизации насилия», да и просто в эксплуатации людского горя. Мне не удалось поместить работу в более широкий человеческий контекст, хотя это и было необходимо для того, чтобы она была понята как предложение способа заставить архитектуру служить рациональным и востребованным целям. Надеюсь исправить, насколько это возможно, эту ошибку здесь.
Поскольку моя работа связана с кризисом в Сараево, который имел место довольно давно, люди часто спрашивали меня, делал ли я что-то для Багдада, Кабула, Триполи, или для все расширяющегося списка городов, которые разделили их участь. Мой ответ неизменно один и тот же: ничего.
И хотя разрушения, которые принесла война в эти города, разнятся — так или иначе, последствия те же, что и в Сараево. Таким образом, принципы, которые я выработал в этой работе, применимы так же и для более поздних катастроф. Это ключевой момент. Моя работа «Война и архитектура» не имела целью предложить проект реконструкции каких-то конкретных зданий — это должно было бы стать работой местных архитекторов — предложением принципов, направлений работы. Конкретные здания, для которых я делал проекты, предполагались как объекты демонстрации работы этих принципов в конкретных случаях, а не как конкретные архитектурные предложения. Опять же, я твёрдо убеждён, что над объектами реконструкции должны работать местные архитекторы, понимающие местные условия намного, намного лучше, чем я смог бы когда бы то ни было.
Я чувствовал, и продолжаю чувствовать так же сильно, что я, как и другие «концептуалисты», могу внести свой вклад в реконструкцию на уровне принципов, потому что мы отладка большей готовностью смотреть шире, потому что на нас не воздействуют разрушения города непосредственно, и мы так же избавлены от связанных с этим продолжительных эмоциональных и других последствий.
Итак, к принципам.
Прежде чем пытаться рассмотреть перспективы реконструкции, перед которыми нас поставило разрушение Сараево, я изучил историю современных городов, которые были разрушены во время Второй Мировой войны. В наличии масса литературы об этом чрезвычайно болезненном, поворотном моменте человеческой истории.
Однако оказалось, что существует не так много литературы по восстановлению разрушенных городов, многие из которых были разрушены очень сильно, и еще меньше — об актуальных концепциях, в рамках которых происходила их реконструкция. В результате моих исследований, я вижу только два основных принципа, имеющихся в большинстве послевоенных проектов реконструкции.
Первый принцип:
Восстанавливать то, что потеряно, к его довоенному состоянию. Идея заключается в том, чтобы восстановить «нормальность», где нормальное понимается как тот образ жизни, который был утрачен в результате войны. Подразумевается, что война — это лишь разрыв в текущем потоке нормального.
Второй принцип:
Снести поврежденные здания и остатки разрушенных зданий, и построить что-то совершенно новое. Это «новое» могло бы быть чем-то радикально отличающимся от того, что существовало ранее, или могло бы быть лишь обновлённым вариантом утраченного довоенного нормального. Применение этого принципа очень дорого в финансовом отношении.
Обе эти концепции отражают желание большинства жителей города «вернуться к нормальной жизни», забыть те травмы, которые были получены ими в результате насилия и разрушений. Тем не менее, обе концепции игнорируют действие, которое война и разрушение оказывают на людей, с ними столкнувшихся. Не только психологическое воздействие на личность, но и такое, которое вызывает изменения в социальных, политических и экономических отношениях людей. Перед войной город Сараево был столицей Боснии и Герцеговины, одной из республик Социалистической Федеративной Республики Югославии. После войны он стал столицей независимого государства, уже не социалистического. Последствия только лишь одного этого изменения в жизни людей были колоссальными, в особенности, в отношении восприятия окружающих и их самих. В этом контексте вернуться к нормальному состоянию невозможно. Довоенное нормальное более не существует, оно потеряно безвозвратно. Однако это не означает, что множество, даже большинство людей не желают этого. В таком обществе необходимы мудрые лидеры, чтобы убедить людей в необходимости создания нового — нового нормального, которое изменит или, в каких-то случаях, заменит утраченное. Более того, это новое невозможно создать без согласия и творческого участия. В результате этого всеобщего взаимодействия должны быть установлены новые принципы реконструкции.
Назовём это Третьим принципом: Послевоенный город должен создать новое из разрушенного старого.
Многие здания в разрушенном войной городе относительно восстановимы, и, поскольку финансовые возможности частных лиц и оставшихся государственных институтов обеднели из-за войны и ее лишений, восстанавливаемые здания могут быть использованы для строительства «нового» города. А поскольку новый образ жизни будет не таким, как старый, реконструкция старых зданий должна родить новые идеи и образ жизни. Старое и привычное должно быть сознательно трансформировано и с помощью дизайна превращено в нечто новое и незнакомое.
Стоит отметить, что большинство необходимых зданий — это, в основном, обычные многоквартирные дома и офисные здания. Строения, имеющие символическое значение, такие как церкви, синагоги, мечети, а так же те здания, которые обладают историческим значением, ключевым с точки зрения культурной памяти города и его людей, так же должны быть сохранены и восстановлены. В отношении этого последнего типа зданий Первый принцип — восстановление в довоенное состояние — почти всегда верен, несмотря на стоимость, которая всегда высока. Тем не менее, применение этого принципа к обычным зданиям не имеет никакого смысла, потому что в них, как правило, нет ничего особенно памятного, из-за чего их стоило бы восстанавливать. Напротив, апартаменты и офисные здания, которые подверглись разрушениям, должны изо дня в день давать пространство для нового образа жизни. Способ достижения этого — «радикальная реконструкция».
Ниже представлены подписанные проекты для Сараево, демонстрирующие именно то, что я имел в виду, используя этот термин. Я думаю, что возможно и верно было бы спроецировать Третий принцип на реконструкцию городов, подвергающихся разрушениям в войнах и сегодня.

Обычный жилой дом, местами ужасно поврежденный, реконструированный с помощью новых типов простраств, которые могут использовать жители. Принцип, заложенный тут, заключается в том, что реконструкция объединяет опыт людей, связанный с разрушением, с необходимыми социальными изменениями, например, в архитектуре. / A typical residential block, badly damaged in places, reconstructed with new types of spaces for residents’ use. The principle here is that reconstruction integrates people’s experiences of the destruction into needed social changes, as well as architectural ones.

Обычный жилой дом, поврежденный и реконструированный в соответствии с принципом, описанным выше. Важно помнить, что большинство таких обычных зданий повреждены только частично, и могут быть сохранены через реконструкцию для использования в послевоенном городе. / Typical residential blocks, damaged and reconstructed as described above. It is important to remember that most of such ordinary buildings are damaged only in part and can be salvaged by reconstruction for the post-war city and its new ways of living.

Обычный жилой дом, поврежденный и реконструированный в соответствии с принципом, описанным выше. Важно помнить, что большинство таких обычных зданий повреждены только частично, и могут быть сохранены через реконструкцию для использования в послевоенном городе. / Typical residential blocks, damaged and reconstructed as described above. It is important to remember that most of such ordinary buildings are damaged only in part and can be salvaged by reconstruction for the post-war city and its new ways of living.

UNIS — офисные башни-близнецы, горящие в 1992. Конструкции зданий пережили пожар и сохранились, так что они тоже пригодны для «радикальной реконструкции». Новые типы офисного пространства будут исльзованы таким образом, который будет отвечать небоходимостям послевоенного времени. / The UNIS twin office towers, attacked in 1992, and burned. The buildings’ structural and floor systems survived and were suitable for ‘radical reconstruction.’ The new types of office space will be used in ways that will be unique to the post war conditions.

Слева: горящее здание электроподстанции, справа: ужасно поврежденное, но подлежащее восстановлению здание парламента Боснии и Герцеговины. / Left: the burning Electrical Management Building, and right: the badly damaged, but salvageable Parliament of Bosnia and Herzegovina.

Цель нового Парламента не только заменить старый, Социалистический парламент, но главное — изучить и организовать обсуждение того, как каким будет новый Боснийский парламент, и что он должен делать. Новые типы пространств, вотканные внутрь существующей декартовской конструктивной системы, создает диалектику между вневременным и временным, сеть неизвестного, которая вдохновляет на диалог и инновации. / The purpose of the New Parliament is not simply to replace the old, Socialist parliament, but—in the first place—to study and debate what a post-war Bosnian parliament should be and do. New types of spaces woven into the surviving Cartesian structural frame, create a dialectic between timeless and timebound, a network of the unknown that inspires both dialogue and innovation.

Цель нового Парламента не только заменить старый, Социалистический парламент, но главное — изучить и организовать обсуждение того, как каким будет новый Боснийский парламент, и что он должен делать. Новые типы пространств, вотканные внутрь существующей декартовской конструктивной системы, создает диалектику между вневременным и временным, сеть неизвестного, которая вдохновляет на диалог и инновации. / The purpose of the New Parliament is not simply to replace the old, Socialist parliament, but—in the first place—to study and debate what a post-war Bosnian parliament should be and do. New types of spaces woven into the surviving Cartesian structural frame, create a dialectic between timeless and timebound, a network of the unknown that inspires both dialogue and innovation.

Как и «Сараевское окно», собранные конструктивные материалы бережно выправлены и изменены, после чего собраны вместе с высоким мастерством — техника, соответствующий методам и целям Нового Парламента. / Like the “Sarajevo window,” the scavenged construction materials are carefully reshaped and reconfigured, then fitted together with a high level of craft—a technique appropriate to the New Parliament’s methods and goals.

Книга «Радикальная реконструкция», со всеми недостатками, демонстрирует Третий принцип, описанный выше, в Сараево; Публикация: Гавана, Куба, и Сан Франциско, США. / The book Radical Reconstruction, for all its textual deficiencies, does present demonstrations of the Third Principle, stated above, in Sarajevo; Havana, Cuba; and San Francisco, USA.