1921–1925 гг. Организация в Семипалатинске советской власти
Тишина в тумане. Туман растянулся в небо, убелил пространство. Пять человек в деревне, парящие в тумане, плывущие в бесконечности России, отрываемся от земли.
Пять человек, пять душ — это много среди пустых деревень. Тихо, как тихо в туманной глуши, ни звука.
А неподалёку, ну что там по нашим пространствам — Плесецк. Тоже среди тумана. Плесецк — как музыка марша в тумане. Защищает наши пространства и нас в тумане. Две реальности, две несхожести. Россия.
Утро следующего дня с мятежным воем ветра за окном, снежным, секущем наотмашь тишину. «Ветер, ветер на всём белом свете…» Из тишины — в ветер, погода — как революция!
1921–1925 гг. Организация в Семипалатинске советской власти
Двадцать девять лет назад, с седьмого на восьмое ноября начались роды. Всё думала, только бы не в праздник в роддоме. Тоже был снег, когда ехали… А сейчас сын спрашивает, в какой праздник родился, не знает. Праздника теперь нет. Но есть наша Страна, рождённая революцией. «Ветер, ветер…»
Всё я думаю: как из тишины томного тумана, из спокойствия земли, начинается и всё убыстряется биение её сердца, изменяется пульс земли? Как это в одночасье происходит, как это происходит с человеком, с человеком земли. Что это за утренний ветер смелости, силы, преодоления, движения, откуда он берётся? Вот тихий, туманный сон день за днём. А вот уже ветер, и новая пульсация земли. Тогда — в революцию, и сейчас — на Донбассе. Как рождается новая жизнь, новый человек. Казалось, мы спим, уснули, мы не холодны, не горячи, мы в тумане… Но нет, снова ветер — ветер преодоления, жажда справедливости.
Толстиков Констанин Владимирович, член ВКП(б) с 1917 г. 1900 г.р.
Толстиков Констанин Владимирович, член ВКП(б) с 1917 г. 1900 г.р.
Сила в русском человеке так видна, так наглядна. Вот она — в русском костюме, народном. В мощном его творчестве, в силе статики, в силе пятна, цвета, смелости. А в революцию эта сила раскрылась и пошла хлестать, сечь безудержными снегами, чувством справедливости, ощущением внутренней силы. Революцию и Россию понять только чувствами. Нам, сегодняшним, ни аналитикой, ни историей не понять того времени. Прочувствовать, а вот чувствовать мы почти разучились. Нам бы комфорт, нам бы теплохладность, западную улыбку приклеить на лицо. Нам бы без кумача.
Дед мой, шестнадцатилетний мальчик, что же тебя понесло через забор в революцию в 1916, как мог ослушался ты отца, бросить гимназию, обеспеченную жизнь? Может тульские такие? А мои рязанские — другие? Когда моего рязанского прадеда, крестьянина, возглавлявшего Комитет Бедноты, избили до смерти, и он умер на печке. Буря чувств, сила, страсть, жажда справедливости. Есенин.
Россия крестьянская, мы перестали тебя уважать. Эту нищую, нашу нищую мать мы стесняемся. Мы все — сразу дворяне, мы все сразу — священники, все образованные, мы все сразу — «Зюгановы», новая буржуазия. А тех, кто, как Аркадий Гайдар, как Константин Толстиков, как коммунисты первых лет, которым ставили раньше памятники, снимали о них фильмы — забыть. Их облить грязью в газете «Завтра»!
Наконец — памятник Памяти, как вторая реабилитация осуждённых, расстрелянных. Для потомков, чтобы не росли моральными уродами. «Политическим репрессиям не может быть оправдания» — В. В. Путин. Сходите на Бутовский полигон по совету президента, распахните сердце боли.
